Сергей КРИВОНОС 


* * *
Васильковое поле. Тропинка. И ветер шершавый.
Паутинка сединки тревожно дрожит на виске.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
А потом по моей утомленной работой руке.

Отчего ж ты, храбрец-муравей, так беспечно рискуешь,
Вот укусишь меня, и прихлопну тебя сгоряча.
И никто не заметит такую потерю простую,
Нам ли, людям большим, небольших муравьев замечать?

Вот укусишь, и кончится сразу же век твой недолгий.
Страшный зверь — человек, но тебе, видно, страх не знаком,
И толкает вперед вечный зов муравьиного долга,
Без которого не был бы ты никогда муравьем.

Люди тоже чуть-чуть муравьи на огромной планете —
Мы вгрызаемся в мир, в суете бесконечной живем.
Посреди васильков, посреди скоротечного лета,
Понимаешь, что жизнь — изначальное счастье твое.

А когда мое тело засыплют землей землекопы,
Муравей, может быть, и к могиле моей приползет…
Да, любого из нас тоже запросто могут прихлопнуть,
Чтоб сидели в тиши и не лезли настырно вперед.

Вот пополз и второй муравей, презирая опасность,
По уставшей руке. И подумалось грустно сейчас,
Что среди муравьев есть какое-то крепкое братство,
А вот нету такого же братства, увы, среди нас.

Каждый сам по себе посредине занудного быта,
Каждый сам по себе, оттого и на сердце тоска.
Есть среди муравьев единящие накрепко нити,
Ну, а нам единящие нити — веками искать.

Поле. Небо. Заря. Запах скошенных трав освежает.
Золотится простор. Снова щелкнул вдали соловей.
И ползет муравей по своей муравьиной державе,
И не знает, что он — лишь частичка державы моей.

Палач

Приснится вой, приснится плач,
Увижу, как толпа клокочет.
И я, "бесчувственный палач”,
Проснусь в поту холодном ночью.

И мысленно вернусь назад:
Колода... снятая рубаха...
Беспомощно глядят глаза,
Объятые предсмертным страхом.

Опять — толпы тяжелый вздох.
Вокруг — взъерошенные лица.
Пусть честно исполняю долг,
Но понимаю, я — убийца.

И кажется, достойна цель —
Казнить отъявленного вора.
Но маска на моем лице
Напоминает грим актера.

Вот выпью водки и — плевать,
Что этот вор — еще безусый.
Моя работа — убивать,
И я не должен промахнуться.

Топор... Удара звук глухой...
И состраданье... и злорадство...
И голова, как шар земной,
Летит сквозь время и пространство.

* * *
Перемешаны запахи трав и земли,
Весь простор золотист и ковылист.
Я пришел в старый двор. А вдали… а вдали
Лишь заброшенный выпас.

Отчий дом. У крыльца — васильков синева.
День, пропахший докучливым дымом.
Еще в юности здесь затерялись слова
О родном и любимом.

Среди детских забав, беготни, кутерьмы
В мир большой вырастали дороги.
И веселое солнце катилось из тьмы
По тропинке к порогу.

Я иду через сад, словно через года,
Здесь до веточки все мне знакомо.
И, срываясь с небес, улетела звезда
В камыши водоема.

Моей первой любви оживают слова,
И сливаются тихо и плавно
Журавлиность небес и цветов синева,
И полей многотравность.

* * *
Опять иду по утренним покосам,
Теплынь, а рядом — ковылей сугроб.
Лучи рассвета — рыжие колосья —
Неторопливо собираю в сноп.

Ничуть не сократится расстоянье,
Что так внезапно разделило нас,
Но знаю: наши разные дыханья
В одно сливаться будут много раз.

Пусть впереди — сомнений километры,
И пусть в карманах нынче ни гроша,
В руках держу я сноп лучей рассветных —
Свой небольшой, но ценный урожай.

На чувства нет — и слава Богу — моды.
Угасла грусть. Пойдут на лад дела.
И солнечный июнь опять приходит,
Как ты когда-то в дом ко мне пришла.

* * *
Твой взгляд? Он с капелькой тревоги.
Твой взгляд? Он чистый и родной.
В нем голубого неба много,
И много доброты земной.

И больно, что порой слезинки
Туманят этот добрый взгляд,
И что лицо твое морщинки
Все беспощадней бороздят.

И есть в глазах твоих ранимость —
Я, как свою ее постиг, —
И есть в глазах неотделимость
От взглядов ревностных моих.

И вновь наивно и безбожно,
Как верный пес хозяйский след,
Ищу во взгляде осторожном
Необъяснимый, дивный свет.

* * *
Веточка яблони хрустнет,
Что-то кукушка взболтнет.
Белое облако грусти
Над головой проплывет.

Из своего захолустья
Сонно потянется лес
К белому облаку грусти —
Выдоху синих небес.

Будет в душе моей пусто,
Сделаю, как захочу, —
Снова на облаке грусти
Молча к тебе полечу.

Облако грусти с участьем
Будет лететь меж тревог.
Белое облако счастья
Трепетно сменит его.

Мрачные встречу ненастья,
Их превратит в горький дым
Белое облако счастья
Светом небесным своим.

И ведь совсем не напрасно,
Дом твой уютный найдя,
Белое облако счастья
Нежно коснется тебя.

* * *
Была листва. Осыпалась от ветра.
И воробей, пропажу обнаружив,
На ветке у последнего листка
Сидит, печально вспоминая лето.
А дворник из большой осенней лужи
Устало выгребает облака.

Пусть — листопад. Метлою двор просторный
В который раз он подметет неспешно
И с личной пользой. Под кустом найдет
Пятак иль гривну. Ведь на то и дворник,
Чтоб во дворе все подбирать прилежно
(И деньги — тоже, если повезет).

Но надо тут заметить, что везенье
Давненько дворника не покидает,
Чему он (это ясно) очень рад.
И по утрам приводит двор осенний
В порядок, незатейливо ступая
На старенький, замызганный асфальт.

Конечно, дворник — важная фигура,
Хотя фигурой он как раз не вышел
(Не вышел, так не вышел — не беда)
И, подметая листья не халтуря,
Свободой во дворе привычно дышит,
Где сам себе хозяин он всегда.

Но, облака из лужи выгребая,
Заметил дворник вдруг кусочек солнца
И бережнее, чем пивной бокал,
Несуетливо поднял… Улыбаясь,
Жене своей в раскрытое оконце
Кусочек этот радостно подал.

Жена как раз на службу собиралась
И губы жирно мазала помадой.
Увидев, что к ней руки тянет муж,
"Опять напился”, — только и сказала, —
Ну, что тебе еще, пьянчуга, надо?”
И тусклый взгляд скользнул по глади луж.

"Мне, может, это просто показалось,
И не было кусочка солнца в луже?”—
Подумал дворник, и пошел туда,
Где на воде задумчиво качалась
Звезда, унылый вид двора нарушив,
И серебрилась тихая вода.

И было дворнику поймать охота
Звезду, купавшуюся в луже сонной,
Ее он стал ладонями ловить,
И думал: нужно для того работать,
Чтоб звезды, облака, кусочки солнца,
Хоть изредка, но все же находить.

Спичка

Я всем порою друг, порою — враг.
И тьмы кошмар я.
Мое сожженье часто — первый шаг
К пожару.

Мое сожженье — и тепло, и свет…
На всех просторах
Дарю я радость людям сотни лет
И горе.

Я в небольшой, но все-таки цене,
Я дам согреться.
И огонек, что теплится во мне —
Как сердце.

Гореть иль не гореть — решать не мне,
Но не горюю.
Судьбу не изменить: в своем огне
Сгорю я.

Горизонт

Да, я — граница, я — предел,
Я — жилка у виска планеты.
Пускаю ночь, пускаю день
Ходить-бродить по белу свету.

Я — зарево, я — край земли.
Границам, что за мной — завидно:
На мне заметны корабли,
А дальше — их уже не видно.

Лежу, пространство единя,
Но достигать меня нелепо.
И навалилось на меня
Всей тяжестью своею небо.

Череп

Как два ноля — огромные глазницы,
Недаром говорят, что смерть слепа.
А где-то рядышком — живые лица,
Собой скрывающие черепа.

Что лица? Грим костей. Но в мире этом
Случается, что гриму нет цены.
У каждого лица — свои приметы,
А черепам приметы не нужны.

Среди земной нестройной круговерти,
Напоминая о грядущей смерти,
В музее — череп. Не пусты слова,
Что все проходит — праздники и даты,
Что, может, это стала экспонатом
Отрубленная чья-то голова.

Море

Накоплены тобой, как будто прозапас,
В загадочном синеющем безбрежье
И отраженья гор, и отраженья глаз,
И переменчивых небес и гнев, и нежность.

Разнообразен мир. И все его грехи,
Печали, радости, расцветы, увяданья
В тебе бурлят, как будто пишешь ты стихи,
И гонит волны-мысли бурное дыханье.

* * *
Весенний день ничем не омрачен.
Мурлыканье кота. Листвы роптанье,
Похожее немного на жужжанье
Согретых солнцем несердитых пчел.

Кот знает, важно выставив живот,
Ни бить его не будут, ни царапать.
Он медленно вытягивает лапы
И голову потом на них кладет.

Признаться, я завидую ему —
Он о предательствах совсем не знает,
И всем так откровенно доверяет,
А я вот доверять всем не могу.

В стране обманов трудно доверять,
А у котов все, видимо, иначе.
Так почему б не жить нам по-кошачьи,
В том смысле, чтоб вовек не предавать?

И, увязая в тине вечных дел,
Предашься вдруг надежде без остатка —
Доверчивость не будет недостатком
Когда-нибудь считаться меж людей.