Валентина Лысич

Начало http://mspu.org.ua/prose/22626-ne-podnimaj-kamnja-1.html

Сосед принёс свежего супа. Он не спеша ел, и тепло разливалось по всему телу. Как хорошо, что Василий заходит к нему, проникается его судьбой! Вот, пожалуйста, супчик приносит, хлебушек! Приятно иметь такого друга!
Иногда звонили знакомые женщины из храма, где он когда-то был старостой. Вера заложена была в нём с самого детства: родной дядя был священником. Но только выйдя на пенсию, состарившись, пришёл к Богу, начал ходить в церковь. Жаль, что далеко – больше семи километров приходилось ездить на велосипеде. Если бы ближе – да каждый день бывал бы там.
Зато лес за огородом! И грибочки, и дрова, да просто прогуляться – и то отдушина!
Хотя куда там прогуляться, работы сколько дома: и огороды вскопать, засадить, а потом ухаживать за посаженным-посеянным, и убрать всё с огорода... У Раечки ноги больные – тяжело ей. А ему – в радость: привык к работе. Никто не мог уличить его в лености – работяга. А сколько сена заготовил коровам, сколько дров нарубил! Да и пристройка, сарай – вот они, сам построил! От гордости аж потеплело на душе. Не зря жизнь прожил!
О, и ветеринаром был, скольких животных спас от болезней, и связистом-электриком пришлось побывать... Вспомнилось, как вылез на столб, чтобы натянуть электропровод, и по неосторожности дотронулся к оголённому проводу: ударило его током. Упал на землю. Удачно – остался жив. Всё-таки везучий он!
Да и внуков вынянчил Раечкиных. Это в Киселёвке им, "Корнеевичем", пугали непослушных детей, а тут его любили! Да! Вон Вика как ластилась к нему! Уехала... В Америке где-то живёт.
Не обвинял её, что не пишет, не звонит. Чужая страна, жизнь тяжёлая, куда там ещё писать – некогда. Это у него вон сколько свободного времени – лежи да вспоминай. Это сколько уже он здесь живёт? Почти тридцать семь лет...
А память снова возвращала в молодость, где в солнечном свете стоял обсаженный цветами жёлтый дом с железной красной крышей...

Но не знал он того, что в пустой дом заселился бомж, объясняя соседям, что хозяйка ему разрешила здесь жить. Какая хозяйка? Люди только пожимали плечами, но им, по сути, было всё равно, живёт в том доме кто или нет. Да пускай себе живёт, им то что? Даже лучше.
Но однажды дом сгорел. Вместе с квартирантом. Сбылось пожелание первой жены, уходящей от мужа в слезах, в гневе обронив:
– Да пусть тебе он сгорит!
...Словно и не было ничего: ни дома, ни молодости, ни...
---
В тот день, явно, не везло. Всё валилось из рук. Вот и звонок, так некстати прозвучавший, не сулил ничего хорошего. Сестра плакала, и, захлёбываясь от рыданий, еле смогла объяснить, что случилось. Из всего услышанного, она поняла лишь то, что Нина привезла отца к ней домой, высадила его возле калитки и, выставив сумку, уехала. Нет, не домой к себе. На работу к родной дочери отчима. Залетев вихрем в приёмную директора, начала кричать, обвинять её во всех грехах:
– Надо ухаживать за своим отцом!!!
На крик сбежались сотрудники, стараясь сориентироваться в обстановке. Нине только и надо было вот это: противник в полной растерянности, значит, можно идти в наступление – правда будет за ней.

Руки и ноги тряслись. Алла стояла, не в силах даже пошевелиться, не то, что чтобы что-то предпринять. Любопытные взгляды пронизывали душу. Как, ну как им объяснишь, что всё совсем не так, а наоборот! Что это она пострадавшая, а не Нина! Что родители развелись, когда ей было всего десять лет, и отец все эти сорок лет жил в чужой семье, совсем не поддерживая связи с родной дочерью!.. Но слов не было. Да и нужны ли они? Было горько и обидно...
Всё-же нашла в себе силы позвонить домой маме:
– Мам, не испугайся, там отец возле калитки стоит...
У матери выпал телефон из рук. Вот оно – то, чего она боялась все эти годы! ОН здесь! Страх парализовал всё тело. Десятки мыслей, нахлынув друг на друга, пронеслись в голове. Рывком, где только и силы взялись у восьмидесятилетней, сгорбленной после инсульта старухи, кинулась к окошку. Так и есть! Ходит возле калитки! Ноги обмякли, и присев, она застыла в неудобной позе.
Оно-то и её понять можно: как тяжело поднимать одинокой женщине двух дочерей. И это при всём том, что нужно было платить ещё и за снимаемое жильё. Сейчас, вспоминая все те голодные годы мытарства по чужим квартирам, её бил озноб...
Алла сразу же прибежала домой. Открыла дверь: родной отец – не выгонишь. Любви к нему не испытывала – однозначно! Только боль, теперь одна боль пронзала сердце после долгих лет горечи и досады. Где-то на уровне подсознания она чувствовала, что именно так и будет! Слёзы застилали глаза. Хотелось выть от безысходности.

Вот так вот: прожил отец в чужой семье сорок лет, а состарился – продали дом, выписали его и выгнали на улицу! И вот в сумке то, что он нажил за эти сорок лет – поношенная одежда, иконы и грязная обувь, замотанная в половую тряпку. Хорошо хоть, что сумка новая!
---
Угнетающая тишина была такой плотной – хоть ножом режь. Он попытался её нарушить, обратившись к бабушке, угрюмо сидевшей за столом:
– А с какого Вы года?
Она дёрнулась, словно её кто иглой уколол:
– Как расписывались, так знал, а сейчас – забыл? Осатанел, что ли?
Боль, накопленная за все эти годы и спрятанная в глубине души, вмиг выплеснулась наружу. Уже не неприязнь, а ненависть застилала глаза. Вспомнилось всё: и измены, и драки с удушьем, и ночёвка в сараях, и скитание с детьми по чужим квартирам...
И снова – крики, ругань.
Алла не удержалась, повысив голос, начала разъединять родителей.

Он вышел из дома, лишь бы ничего не видеть и не слышать, так как был поставлен перед фактом: он здесь не нужен! Более того, он здесь лишний! Понурив голову, вышел со двора и побрёл вдоль улицы...
Алла не сразу заметила пропажу, так как, упав на кровать, рыдала в своей комнате. Только спустя час, успокоившись, вышла из комнаты и заметила, что отца нет. Сумка стояла у входа в дом, а его не было. Не веря глазам, суматошно пробежала по всему дому, заглянула в сараи: отца не было! Ни во дворе, ни на улице! Теперь всякие несуразные мысли начали лезть в голову.
Набрав трясущимися руками номер телефона сестры, сообщила об исчезновении отца.
– У тебя есть номер отца? Звони!!!
На звонок старшей родной дочери откликнулся.
– Ты где?
– На дороге.
– На какой дороге? Куда идёшь?
– К своей хате, в Киселёвку.
– Стой, где стоишь! Сейчас Алла к тебе подъедет!
Алле не оставалось ничего другого, как нанимать такси и догонять отца, который уже был за городом. Теперь они ехали в село, где прошла его молодость, где остался его злополучный дом.

Вот и родная улица, вот и... сердце бешено заколотилось. Нет, не может быть! Этого просто не может быть!!! На месте ожидаемого дома возвышалась обгорелая печь и куча пепла.
Молча смотрел, раскачиваясь всем туловищем, а по щекам катились слёзы...
Теперь он знал: дорога назад ему была и тут отрезана.
---
Старшая сестра приехала к Алле сразу же, как только узнала о случившемся. Долго не могла открыть запертую калитку. Пришлось звонить, чтобы вышли, открыли. Попыталась даже шутить:
– Раньше надо было запираться, чего-то теперь?
Но увидев опухшее от слёз лицо сестры, осеклась. А та, прильнув к ней, заплакала пуще прежнего:
– За что мне такое? Тут мать после болезни никакая, а тут ещё и отец!.. Да это же будет каждый день дурдом!
Пришлось даже прикрикнуть на неё, чтобы остановить поток слёз:
– Успокойся! Но я же приехала! Что-то решим...

Он сидел в зале, в гордом одиночестве. Когда вошла старшая дочь, привстал, улыбнулся, подал руку, поздравствовавшись. Без обниманий, без целований.
– А это кто? – задал, как показалось ей, странный вопрос, делая ударение на слове "кто".

Она забрала его к себе. Так как мама теперь жила у сестры, решили его прописать в мамином доме. Мать не возражала: лишь бы не видеть его и не слышать! Вот как интересно в жизни получилось: он выгнал жену с детьми из дому, а жена проявила великодушие – разрешила и прописать, и жить ему в своём доме. Плохая Катя и её дети в трудный час пришли ему на помощь, а хорошая Раечка, вернее её дети, выставили его бомжом за дверь. Воистину, пути Господни неисповедимы!

Ехал молча, послушно. Так, перекинулись несколькими фразами. В Бахмаче – пересадка. Вот здесь и наговорились, ожидая другого поезда. Впрочем, разговор вышел каким-то, мягко говоря, глупым. Несколько раз переспрашивал: – А куда мы едем? А зачем? А где я буду жить? А ты кто?
– Я никуда не поеду!
– А где же ты будешь жить?
– Как где? Тут, на вокзале!
– На вокзале живут бомжи! А ты едешь к родной дочери!
– В Галицу?
– Почему в Галицу? В Кременчуг! В Галице никого нет. Твоя мама давным-давно умерла. И хаты уже нет. Никто тебя там не ждёт.
– В Киселёвку едем?
– Нет, в Кременчуг, ко мне. В Киселёвке хата сгорела... Никого там из родных нет. Никто и там тебя не ждёт.
– А Раечка?
– Раечка умерла. А её дочь дом продала, выписала тебя и выставила на улицу!

Долго сидел, раскачиваясь, о чём-то размышляя.
– Та-а-к... Значит, в Галицу ехать не стоит: нет хаты. И в Киселёвку тоже. Сгорела хата...
Через минуту:
– Мы вместе едем на Север?
– Нет, пап, мы едем ко мне, в Кременчуг.
– В Кременчуг? А зачем? Ты кто? Не знаю тебя...

Наконец-то сели в поезд. Расположились. В вагоне царила тишина. Кто спал, кто о чём-то своём думал. Задремала. Проснулась от шума.
Оказывается, пошёл к проводнику выяснять скоро ли приедем в Бахмач.
Проводница опешила:
– Мы час назад выехали из Бахмача. Вы куда едете?
– На Север. В Петрозаводск.
Сразу же сбежались сердобольные попутчики:
– Мужчина не на тот поезд сел!
Поднялся шум.
Пришлось бежать, забирать отца, всех успокаивать:
– Всё нормально! Он просто забыл!

Лежала на полке вагона, отвернувшись к перегородке и плакала. Теперь ей открылся весь трагизм этой ситуации. Она уже по своей работе не впервые видела такие симптомы заболевания, понимала о чём говорит его забывчивость. Да оно и понятно – человек перенёс такой стресс, а тут ещё и везут непонятно куда и зачем...
"Ничего! Выкарабкаемся! Вот пропишем его, переведём пенсию, оформим декларацию с врачом – подлечим..." – как могла, утешала себя. А мысли навязчиво лезли в голову:
– А как ты его оставишь одного дома, когда все уйдут на работу? И в село жить в таком состоянии нельзя его отправлять!
Чёрные тучи мыслей сгущались, так как это был вопиющий вопрос:
– Как его одного оставить дома???

Он зашёл в квартиру, уверенный, что его приютила к себе незнакомая женщина. Долго пришлось объяснять, что ему 82 года и сейчас он у дочери.
– Дочь??? А почему ты здесь, в чужом доме командуешь?
И всё началось сначала: вопросы и ответы... А где-то там, вдалеке, еле просматривалось неизвестное будущее...
---

Узнав о психическом состоянии бывшего мужа, Екатерина, не сдерживая обиды, злорадно воскликнула:
– Так ему и надо, паразиту-мучителю! Получил по заслугам!
Дочь опешила:
– Да что ты такое говоришь, мам? Ему-то что? Это нам всем проблемы! На наши головы! Это нам так надо? За что?
В наступившей неловкой тишине каждая думала о том, что, действительно, больше всего пострадала старшая дочь.

А в семье старшей дочери, и вправду, обстановка накалялась всё больше и больше с каждым днём. Поняв, что дедушка помнит только что было давным-давно, а в последних годах своей жизни не ориентируется, его поначалу начали жалеть, но безрезультатно объяснив раз десять одно и тоже, появилась досада и раздражение.
Одно утешало: его состояние было не агрессивное, но всё же не перестали прятать на ночь ножи, вилки и переноски. Мало ли что? Его же во время службы в Армии, когда он служил в ВВС, бросали в разные страны на подавление восстаний, сам рассказывал. А сила у него была. Глядя на стройное, подтянутое тело, не верилось, что дедушке восемьдесят два с половиной. Но больше всех он сам не верил этому. Продолжал считать, что его приютила какая-то женщина.
– Сколько тебе лет? – поначалу спрашивала дочь.
– С твоих слов – восемьдесят два.
– А ты как думаешь?
Он подходил, всматривался в её лицо и вкрадчиво тянул:
– Ну... чуть старше тебя. На полгода где-то.
– Пап, мне пятьдесят семь. Как ты можешь быть на полгода старше меня, когда ты мой отец? Зачем мне тебя обманывать?

Вот так и жили. Каждый день надо было показать где туалет, где кухня, где дверь, ведущая на улицу. И каждый день он просил купить ему домик. Маленький. Старенький. Сколько там ему осталось?... Так, тысяч за пять.
– Я за квартиру каждый месяц плачу в среднем пять тысяч, а ты хочешь, чтобы тебе домик купили за эту сумму? Уже таких цен нет!
Но всё-равно, просьбы были каждый день, аж покуда дочь, не выдержав напора, высказалась:
– А ты мне купил домик, когда выпустил голой и босой в свет? Ты мне купил? Так почему же я должна тебе покупать?

Вот так вот: нет-нет памяти, а эти слова запомнил, перестал просить купить домик.
Но тем не менее, каждый день, дождавшись её с работы, заводил разговор:
– Давай решать мою судьбу!
– Давай, пап, – терпеливо соглашалась дочь. И всё начиналось сначала: Нина продала дом, а его выгнала, Раечка умерла, в Киселёвке дом сгорел, никого из родственников уже в живых нет, младшая дочь живёт с бывшей твоей женой Катей – туда дорога тебе заказана; осталась одна я, больше тебе жить негде!
Он хватался за голову и, раскачиваясь, говорил "Угу... значит, выхода нет, надо жить у тебя!".

– Как же всё это надоело выслушивать каждый день! – не выдержал младший сын.
– Надоело слушать – не слушай! – последовал ответ дедушки.
– Да напиши ты ему на бумаге всё то, что рассказываешь два месяца изо дня в день! Пусть сам читает! – встрял в разговор разъяренный муж.
– А давайте запишем на диктофон вопросы-ответы – пусть слушает, и никто не будет нервничать, – предложила дочь.
Не записали... Всё повторялось каждый день.
– Судьбу решать надо было в молодости! – не выдерживает уже внучка. – О чём Вы тогда думали?
Молчит... А спустя минуту:
– Мне бы бабку найти.
– Э, пап! Была бы у тебя квартира, я бы тебе троих нашла, на выбор. Но ты же гол, как сокол. Кому ты такой в городе нужен?

Старость страшная сама по себе. Недаром вкладывают в детей свою любовь, заботу, даже материальные ценности: машину, квартиру, дачу... А здесь же... Совершенно чужой человек для своих внуков, ни разу раньше их не видевший, чего же ожидать?
В семье нарастала раздражительность. Дедушка жил своей, обособленной, жизнью, ни на кого не обращая внимания. За два месяца он так и не смог запомнить имён ни зятя, ни внуков. Выспавшись за день, ночью ни свет ни заря, при ночной лампе резко вскакивал с постели и начинал, шаркая, бегать по квартире. Сон молниеносно пропадал. От недосыпания часто болела голова.

– За сорок лет привык на рассвете вставать хлопотать по хозяйству, вот по инерции и сейчас поднимается и бежит животных кормить, – предположила сестра.
А может, туалет ищет? Надо подняться, показать. А то лужу вытирать неприятно...
– Пап, вот туалет! Я свет включила!
Теперь надо глаз да глаз! Отец надевал сорочку, брюки и, заглядывая во все углы, начинал искать туфли.
– А куда это ты собрался?
Ответ следовал разнообразный: гулять, в церковь, в Киселёвку и т.д.
Главное, не выпустить из квартиры! Выйдет – домой ни за что не вернётся – заблудится: не может запомнить даже в каком городе он сейчас живёт.
– Мам, да что ты стоишь на дверях? Пусть идёт! Пусть идёт, куда хочет!
– Как это: пусть идёт? Жалко же человека! Помрёт с голоду или замерзнет зимой.
Ей становилось страшно: а что, если и правда, не встерегут, выйдет на улицу и заблудится? Таблетки памяти не возвращали, а только "тормозили" развитие неизлечимой болезни Альцгеймера.
----

Он осознавал, что чужой в этой семье: целыми днями лежал или сидел на диване, стараясь лишний раз не вертеться под ногами у внуков и зятя. Когда же дочь приходила с работы, быстро одевался и просил:
– Пойдём гулять!
За прилежное поведение требовалось вознаграждение! Она понимала, что отцу у неё очень плохо: дома вышел за крылечко – и садик. Раздолье! Деревья, кусты, огород, да просто небо голубое! А у неё – один потолок да стены, иногда – панорама из окна девятого этажа.

Быстро переодевалась и выводила его на прогулку. Но где-то там далеко-далеко в глубине души нарастало возмущение и недовольство: это же сколько всего можно было бы переделать за эти три часа прогулки: в доме убраться, ужин приготовить, по дому хоть что-то сделать, да хотя бы написать стихотворение – и то польза! А теперь все лягут спать, а ей придётся до ночи по дому крутиться... А когда же спать?
Урезать время прогулки? Не получится. Отец будет стремиться выйти на улицу.
Соседи её жалели, откровенно говорили, что так как она – не смогли бы. Она же только вздыхала – отец всё-таки!

А он садился рядом и внимательно слушал разговоры.
– Пап, походи немного, разомнись!
Послушно вставал, ходил.
Иногда отходил на далёкое расстояние, и тогда она бежала к нему, чтобы не исчез с поля зрения, не потерялся. У него же один глаз был незрячим – корова хвостом хлестнула, а второй плохо видел – после ушиба головы зрение начало падать. Зато слух был отменным! Слышал, даже когда шёпотом говорили.
– Тяжело жить в городе! – часто повторял.
Она его понимала: от безделья жизнь кажется очень тяжёлой.
Те редкие походы на огород были ему в радость, но сама дорога вызывала усталость. К тому же, придя домой, он уже ничего не помнил.
С памятью дело было плохо.
После очередного "Давай решать мою судьбу!", дочь не выдержала, попросила:
– Давай о чём-угодно говорить, только не решать судьбу, хорошо?
– О чём тогда разговаривать? – передернул плечами и ушёл в другую комнату.
Действительно, о чём?.. Всё чаще и чаще в квартире нависала гнетущая тишина.
– Я скоро разучусь разговаривать, – сказал как-то.
Дочь горько улыбнулась: а ты со мной разговаривал, пап? Сколько раз за всю жизнь ты со мной говорил в детстве?
Не бегают вокруг тебя? Ну, извини, каждый занят своими делами.
Не проявляют к тебе знаки внимания? Хм... А откуда же им взяться, если ты сам этого никогда не показывал и не научил любить ни детей, ни внуков... Горько...

* * *

Алла выглянула из окна на звук просигналившей подъехавшей иномарки и поспешила к калитке. Навстречу ей из распахнутой дверцы... Нина! Эх, знать бы только, кого принесёт – ни в жизнь не вышла бы! Вот, пожалуйста, какую красивую машину успели купить! Вот что значить продать старую, добавить деньги за проданный дом – и получай подарочек! Нина сияла, как её новая машина. Было видно, что жизнь удалась.

– А я звоню-звоню на телефон отцу, а никто не отвечает. Живой ли он там ещё?
Алла от неожиданности резко остановилась, так как этого никак не ожидала.
– А я его сумку привезла! – продолжала щебетать Нина.
Но Алле было не до любезностей.
– Как он там? – всё не унималась.
Выругавшись, Алла развернулась и двинулась к дому.
Вдогонку неслось с возмущением:
– Ну, это пипец! Пипец!
Видя, что Алла не реагирует на её возмущение, Нина начала материться самыми чёрными словами.

Алла зашла в дом и закрыла дверь на замок. Душили слёзы. Обессиленно опустилась на диван: руки, ноги тряслись.
Мать пожалела её, позвонила старшей дочери:
– Приедь забери приданое!
– Какое приданое?
– Нина привезла твоему отцу сумку.
– Зачем нам та сумка? На мусорку её! – как чувствовала, что в сумке ничего путного быть не может: двадцатилетней давности затхлая ткань для обивки гроба, пиджак, грязные трусы и армейский альбом.

Теперь уже старшую дочь начало трясти. Набрав номер телефона Нины, властным голосом приказала:
– Ану забери свою сумку и сама вынеси на мусорку! Незачем подкладывать к чужим воротам!
– Моя ты дорогая!.. – язвительно послышалось в ответ.
– Хватило совести выписать и выгнать отца на улицу, теперь хватает совести спрашивать как он?
Послышались гудки...
А он, отец? Как он к этому отнёсся? Непонятно.
Считал её кем угодно, но только не дочерью.
Целыми днями сидел на диване, обхватив голову руками, раскачиваясь взад-вперёд, о чём-то думал. Речь была несвязной. Только на вопросы отвечал односложно. И продолжал мечтать о домике в селе. Но, видя его недееспособность, ни о каком домике и речи быть не могло.
-------

С каждым днём обстановка в семье накалялась всё больше и больше. Раздражение, ранее тщательно скрываемое, теперь всё чаще выползало наружу. То ли давало о себе знать недосыпание, а отсюда и головные боли, то ли просто нервы не выдерживали нагрузки, но все в семье стали нервными и озлобленными.

Дедушку нельзя было оставить одного ни на минуту: мог газ включить, не зажигая конфорки, или забыть выключить воду. Но самое страшное для дочери было связано с туалетом, когда отец, избавляясь от "следов преступления", смывал руками в унитазе фекалии. После этого почему-то всегда бежал на кухню и поднимал крышки, заглядывая в кастрюли. Дочь бежала следом и кричала:
– Иди руки помой!
Но было поздно: на крышках оставались коричневые пятна.
– Да мы же тебе самое лучшее даём! Что же ты проверяешь? Думаешь, мы одно мясо едим, а тебе борщ подсовываем? Не лазь по кастрюлям!

Ничего не помогало. Как и прежде, бежал на кухню, открывал кастрюлю, бросал себе что-нибудь в рот – и обратно быстрыми шагами – в спальню. Прожуёт – и снова на кухню.
– Да сядь ты как человек и поешь с миски! Тебе же насыпано!
Но еда, постоянно стоявшая в миске на столе, была не такой. Намного вкуснее было зачерпнутое ложкой в кастрюле.
– По рукам буду бить! – не выдерживала дочь.
Как горохом о стену... Последнее время аппетит был ещё тот!
– Мам, такие люди не чувствуют насыщенности, они вечно голодные! – это Вика вычитала в интернете. Что же тогда удивляться, что мог зараз съесть пять литров каши?
Готовить еду не успевала...

Такого стрёмного лета ещё не было. Караулили отца вчетвером. Хорошо, что хоть у мужа был отпуск, а у дочери и сына каникулы. Чтобы хоть как-то сбалансировать нагрузку, себе взяла отпуск на сентябрь.
– А где моя бритва? – спрашивал несколько раз.
– Где положил, там и возьми, – не мигнув глазом бессовестно врала, ведь сама её спрятала от него, чтобы ночью не полоснул лезвием по горлу. Особенно боялась за Вику, так как именно она больше всего "доставала" дедушку, отправляя его мыть руки. Каждое утро чуть свет просыпалась и бежала смотреть, как там дочь, которая спала в одной комнате с отцом.
– Слушай, а где мои деньги? – несколько раз приходил к ней с протянутой рукой.
Эх, прислушаться бы к его словам! Да где там!

– Мам, приезжай быстрее! – вопит в телефон дочь. – Он грозится окна повыбивать, если я его не выпущу!
Бросая всё, мчала с работы домой, а в самой душа холодела от страха.
– И как ты его можешь оставлять с дочерью? Подумай о ребёнке, мать! – это двоюродная сестра. Как? А куда его деть?
Но всё разрешилось само собой.
Того дня дедушку караулил зять. Как ни странно, и от него поступил звонок:
– Не могу удержать – собирается на родину! Мне что его, связать?
Пришлось срочно ехать домой. На этот раз стоять на дверях, подбоченясь, не помогло – дедушка настроен был агрессивно. Не долго думая, набрала 103.
– У Вас есть направление на психбольницу? Нет? Тогда мы не обязаны к Вам приезжать.
Бежала, земли под собой не чувствуя, в поликлинику.
– Я не даю направления на психбольницу, – последовал ответ лечащего терапевта.
– А что же делать?
– Нанимайте такси!

Взяв сумку, он сбежал с девятого этажа на одном дыхании. Зять еле успел спуститься лифтом, догнал возле подъезда. Схватил за руку, предложил отдохнуть на скамейке.
Такси подъехало сразу.
Сели в машину молча, и так же молча ехали минут двадцать.
– Слушай, куда мы едем? – обратился к сидящему рядом зятю.
Тишина. Минуты через две снова тот же вопрос.
Теперь уже водителю стало ясно кто есть кто. А то он всю дорогу поглядывал с опаской на каждого пассажира.
– Вот твоя дочь, она тебя и везёт! – перекладывает ответственность на чужие плечи муж. Ну, само собой разумеется, как же иначе?
Надо что-то отвечать, никуда не денешься:
– Ты же не хочешь у меня жить, вот и едем искать тебе жильё!
Оставшуюся часть дороги проехали снова молча.

В поликлинике выписали лекарство и отправили домой.
Были, правда, два вопроса к дедушке:
– Какое сейчас время года?.. ну, весна, лето?..
– Весна, лето, – повторил машинально.
– Какие жалобы?
– Она меня не кормит! – ткнул пальцем в дочь, у которой от этих слов челюсть отвисла, и глаза сделались как семь копеек.

– Мне что, на цепь его садить, когда будет уходить из дому?
– Через две недели ему самому не захочется никуда уходить, – последовал успокаивающий ответ медсестры.
Поехали домой.
Дома:
– Иди кушать!
– Не хочу! Я не голоден!
Впервые столько времени без еды! Боится, что лекарство подмешают в борщ или кашу?
Конечно, боится! Он же бывший ветеринар: хорошо разбирается в медицинских препаратах..
– Иди! Ты же говорил, что я тебя не кормлю!
– Нет, я такого не говорил!

– Ты не имеешь права держать его силой дома! – убеждал её муж. – Больше сорока лет он тебя знать не знал. Зачем же ты держишь его возле себя?
– Да кому он нужен, такой старый? Пропадёт ведь, замёрзнет где-нибудь под забором... Жалко, человек ведь, отец.
– А он тебя или нас пожалел? Хоть когда-нибудь? – это уже Вика. – Говорит на меня "Аллочка"! А я ему: "Я не Аллочка. Как меня зовут?" , а он рукой отмахивается и так пренебрежительно: "Не всё ли равно, как тебя зовут?". Обидно, что прожил в нашей семье три месяца и не запомнил наши имена..."

Побежала на работу – её ведь никто не отменял. Возвратилась домой, – бабушки возле подъезда делятся новостью:
– А Вашего дедушки больше нет!
Как нет? А где же он? С окна выпал? Аж душа холодеет.
Оказывется, когда муж находился в зале при включенном телевизоре, он забрал свою сумку и вышел на улицу, оставив входные двери, одни и вторые, настежь открытыми.
– Я не буду жить с дочерью! – объявил бабушкам возле подъезда.
– А куда же Вы собрались?
– На родину! Как доехать до вокзала?..
---

С волнением вбежала в квартиру. Руки-ноги тряслись. Отца, действительно, нигде не было. Страх парализовал сознание. Куда бежать? Где его искать? Город большой, затеряться проще простого. Сейчас август, впереди холодная погода. Где он будет ночевать? Чем кормиться?
Решили с мужем поискать его сначала в близлежащих дворах, может, где сидит на скамейке, но поиски результата не дали. Значит, вокзал? Но и там его не было.
А ведь отец не глупый, понимает, что его прежде всего будут искать на вокзале. Зачем же ему там сидеть?
Он и правда это понимал. До ночи ходил по улицам города, так сказать, "заметал" следы, таская с собой сумку с одеждой. И только после двенадцати ночи приплёлся на вокзал. Куда ехать – не имел представления.
– На Галицу! – потребовал билет у кассира.
Но так как Галица – маленькое село, совсем не связанное с железнодорожными путями, тем более расположенное за 800 км, никто из кассиров не знал, куда именно надо ехать дедушке. Сам же он вразумительного ответа дать не смог.
Отправили посидеть, подумать. Может, что вспомнит.

Он сидел в зале ожидания, раскачиваясь взад-вперёд на сидении, чем и привлёк внимание полицейских. Под утро они подошли к нему, потребовали документы. Паспорта не было. Он остался лежать в сумочке дочери, возившей его в психполиклинику. Протянул только деньги, показывая, что не бомж. Но этого оказалось мало. А фамилия? О, нет! Они же сразу вычислят и отправят назад к дочери! Нет, нет, нет!
– Не помню!
– Имя, отчество?
– Не знаю...
– Куда едете?
Надо что-то говорить.
– В Одессу! – выпалил, надеясь, что кассир давным-давно забыла название его села, – к дочери.
Оставили под наблюдение. Но всё-же вызвали скорую, так как дедушка, пытаясь убежать от полицейских, проявил буйный характер.
Судьба распорядилась так, что вопреки его желанию, попал в психбольницу закрытого типа.