Светлана Тишкина
Продолжение повести "Миражи на дорогах + детские шалости". 


Землянка

Машину оставили в природной нише: кусты боярышника закрыли её со всех сторон от посторонних глаз, а высокие осины обеспечили тень.
Дед Порфирий шёл довольно легко, пружинисто перешагивая через небольшие овражки на пути, как будто невидимая сила окрылила его, помогая не чувствовать накопленный багаж лет. Мама и девочки еле поспевали за удивительным новым знакомым.
– Ну, вот, и пришли. Вот она, моя родимая! – браво воскликнул дед и, обращаясь к самой землянке, запричитал, – Виноват, виноват, давно не проведывал. Как ты тут, моя спасительница? Жива ещё? Жива! Знаю, что жива. Держись! Сто лет ещё простоишь, а то и больше. Эхе-хе…
Дед мелко затрясся всем телом и беззвучно заплакал, обняв заросший травой выступ, в котором едва просматривалась низкая, обитая выцветшей толью дверь. Все замерли, боясь проронить хотя бы слово. Успокоившись, он отодвинул приваленную дверь и, тёмный провал землянки вобрал его сутулую по старости, угловатую фигуру. Минут через пять его отсутствия, отец не выдержал, послал Вадика посмотреть всё ли в порядке с дедом.
С ним всё было в порядке. Вадик вывел его, крепко держа за талию. Дед блаженно улыбался, щурясь от яркого дневного света.
– Не обращайте на меня внимания! Давно не был. Вот и расчувствовался. Заходьте, полюбуйтесь на мой второй дом. Она хорошим людям завсегда рада. Скамеечку сам смастерил, тумбу-стол – тоже. А чего ещё надо? Много раз ночевать и в наши дни приходилось. Хорошо! Как ни странно, вроде бы земля сырая, а от неё в этом месте такое тепло исходит, словно душу греет, а дух просветляет.
– Да, вы к землянке, как к живой обращаетесь, – осматривая нехитрое внутреннее убранство с набивными рейками по земляным стенам, задумчиво произнесла мама, – может, расскажете нам, как она вам спасительницей стала?
– А и расскажу. С удовольствием. Скрывать такое негоже. Надо бы память о ней кому-нить передать. Вот, стало быть, вас сам Бог и послал. Осмотрелись? Айда на свежий воздух. Там и поговорим по душам.
Компания расселась у входа на покатые, поросшие мягкой травой-муравой выступы былой траншеи рядом с открытым входом в землянку и дед Порфирий начал свой рассказ.
– Виноват я перед этими местами, крепко виноват. С тех самых пор, когда война та страшная шла… Всей своей жизнью исправляю содеянное. Знаю, теперь уже простил меня лес за то, что я его собственными руками сжёг. Вот так-то вот! В 42-м это было. Да, да. Не удивляйтесь. Облил такие же белые берёзки мазутом, чтоб наверняка разгорелись, и поджёг…
А случилось тогда мне с моими боевыми товарищами в разведку пойти. Места родные, с детства знакомые, вот меня старшим и назначили на задание. Линия фронта недалече пролегала, аккурат за речкой наша дивизия располагалась, а здесь немчура поганая хозяйничала в те дни. Генералам нашим хотелось узнать о планах фашистских побольше, вот они нас и послали за «языком» в ихний штаб.
Не справился я. Штаб не нашёл. Потому как перенесли фашисты его загодя. Как ждали нас. На том месте, куда шли, нарвались мы на засаду. Бой завязался. Куда деваться? Не сдаваться же. Приняли. Но нужно было уходить. Силы неравны были. Игната, молодого паренька, убило сразу. Ивана, друга моего в грудь ранило навылет. Мы, с оставшимися, его под руки, и бежать в леса. За бугор перевалили, он родимый, нас от пуль и заслонил. Да только немчура в погоню за нами увязалась. Да с собаками обученными ещё. Лай далече слыхать было. От этих-то не убежать. Страху натерпелись. Что было делать? За так погибать тоже не хотелось.
Еле-еле мы до заветной земляночки добрались. С прежних боёв знали о её существовании. Спрятать она нас спрятала, но не от собачьего же нюха. Ивана уложили, совсем худо ему к тому времени стало. В землянке темень, хоть глаз выколи, но вдруг натыкаюсь на две полнёхонькие канистры с мазутом. Всё враз само собой и сложилось. Как специально кто заранее всё обустроил. В тот же миг понял, нужно лес поджечь, чтобы погоню отвести.
Думать времени не было. Прямо над головой растущие березки облил горючей жижей и поджёг. Враз полыхнуло. Сушь стояла в то лето, прям как и в это. Ещё обрадовался тогда, увидев, что и ветер на нашей стороне был. Погнал он огонь прямо на фашистов, а мы в этой самой землянке весь пожар и пересидели. Чуть не задохнулись от дыма, но живы остались. Да, беда, не все. Ивана похоронили здесь же, чуть в стороне могилка его есть. Все годы ухаживал за ней. Хороший человек был. Светлая ему память.
Вот и у меня желание есть, здесь быть похороненным, рядом с ним, подле землянки, что жизнь мне долгую подарила. Она меня спасла, она… С божьей помощью, но она, земля родная! И силы тогда придала, и от пуль фашистских заговорила. В каких только переделках не пришлось побывать – выжил.
После войны вернулся, пришёл на это место, в груди заныло, тяжестью налилось от увиденного – пепелище вместо леса. Страшная картина, мёртвая. С божьей помощью, егерем назначен был, как и просился. Рук не покладая, расчищал, вырубал сухостой, радовался, как ребёнок новой поросли, подсаживал саженцы. Почти три четверти века с того пожара прошло. Лес поднялся не хуже прежнего. Вот почему так дорого мне это место. Вот почему и разговариваю с ним, как с живым. Для меня оно и есть живое и разумное. Собой пожертвовало, чтобы спасти трёх простых солдат.
Дед замолчал. Видно было, что устал рассказывать. Тяжелы воспоминания. Помолчав, указал пальцем направление и попросил, чтобы принесли ему воды из родника с целебной водой, который и тогда, в военные годы, и сейчас поит всех, кто подойдёт к нему да в пояс поклонится.
Вылив из пластиковой бутылки привезённую с собой воду, поклонились, низко поклонились роднику. Иначе и не добыть целебной водицы. Напились по очереди сами, набрали в бутылку с собой, пошли обратно к деду.
А дед уже в другом настроении их встретил. Опять блаженная улыбка да мальчишеский блеск в глазах. С жадностью припал к воде. Долго пил, пока не напился.
– Вот теперь хватит сил и на обратную дорогу. Верьте! Вода эта необыкновенная! Силы хорошим людям прибавляет, а у плохих – забирает!
Погуляв немного по изрезанной траншеями местности, нарвали букет из полевых цветов, отнесли его на могилку Ивана. Почтили минутой молчания. Вернувшись к землянке, низко поклонились спасительнице, в пояс, по-русски, как научил дед Порфирий, и отправились в обратный путь.
Прощались с легендарным дедом долго. Расставаться не хотелось. Он всё рассказывал и рассказывал интересные – от весёлых до печальных – истории тех далёких военных лет. Папа клятвенно пообещал, что привезёт ещё детей до конца лета к нему в гости. На этом и поставили точку. «Ладушка» приглушённо заурчав, развернулась и покатила по направлению к Донцу. Осталось время ещё и искупаться.

10

Развалины

Конечно, замок не дождался своих строителей. Ребят приветствовала лишь бесформенная горка песка – развалины. На месте главного купола зиял провал в форме чьей-то босой ступни.
– Вот, варвары! – возмутился Вадик, – Неужели кроме как ломать, ничего не умеют?!
– Ага, а ты думал, что к нашему приезду тут целый город вырастет? – откликнулась мама.
– Город, не город, но он же никому не мешал!
– Ладно, не переживайте. Идёмте купаться, а потом все дружно возьмёмся за работу. Я помогу, ещё и папу привлечём. Ещё лучше построим. Я вам потом одну историю про себя расскажу.
Уговаривать никого не пришлось. Все пятеро поспешили смыть с себя утомлённость от дневной духоты.
Наплескавшись, наплававшись, детвора обступила маму прямо в воде с требованием срочно рассказать то, о чём она заикнулась на берегу.
– Уговорили, слушайте, – ответила загадочно улыбающаяся мама и приступила к рассказу.
«Давно это было. Мне тогда лет пятнадцать было. Слепила я – вот так же, как и вы – на берегу, но не замок, а лежащую вниз лицом девушку. В такой позе, как все на пляже загорают. В натуральную величину. Я ей нашла в воде тёмные, похожие на ветки ели, только мягенькие, водоросли. Уложила в причёску. Венок из одуванчиков надела. Купальник из плоских ракушек и меленьких камешков сделала.
Ваши дедушка с бабушкой всё удивлялись, что она, как настоящая получилась. Шутили, что ночью, может испугать проходящего. Ещё подумает, что русалка на берегу.
Как в воду глядели. Мы уехали в город, дедушке нужно было на работу на следующий день, а наши соседи остались с ночёвкой на берегу. Через два дня приезжают, сразу к нам поднялись и говорят мне.
– Ты хоть знаешь, что ты натворила?
– Нет, – отвечаю, – а что случилось?
– А то, что милицию всю на уши поставила!
– Как это? Почему? – спрашиваю.
– А вот потому, что нельзя так лепить, что от человека не отличишь. Сидели мы вечером чуть выше пляжа, возле палатки, а по берегу шёл дедок местный. Он каждый день так прогуливался, бутылки пустые собирал. Подзарабатывал таким образом. Увидел девушку твою издали, и к нам. Спрашивает: «Вы утопленницу видели»? Мы отвечаем: «Всё в порядке. Нет никакой утопленницы, успокойтесь, то русалка решила свежим воздухом подышать». Да видно, плохо объяснили. Пошёл он к ней. Палкой, которой кусты раздвигал, даже потрогал, покачал головой и ушёл. А через два часа смотрим, два катера милицейских туда-сюда, туда-сюда мотаются, круги нарезают. Что, думаем, случилось? Потом один к берегу причалил, второго вызвал к себе. Как второй прибыл – прямиком к твоей барышне заспешили. И давай её ногами пинать, разваливать. Мы подбежали, начали возмущаться, что так не хорошо, девочка старалась, а вы, мол, ломаете. А они нам в ответ рассказывают. Оказывается, позвонил им этот дедок и сказал, что на берегу утопленница лежит. Их по тревоге вызвали, отдыха лишили. Так что недолго твоя красота пролежала. Уж извини, не уберегли.
– Как же он мог ошибиться, если он к ней подходил и палкой трогал? – спрашиваю.
– А вот так. Хочешь, верь, а хочешь – нет. Может, подслеповатый дед тот был, а может, подшутить решил. Поди, узнай теперь.
Насмеялись и мы тогда. Историю эту всем соседям порассказали. Долго меня ещё этой русалкой подкалывали все, кому не лень».
– Ух, ты! – бурно отреагировал сын, – Мам, пять баллов! А ты классную идею мне подбросила! Я до такого и не додумался бы…
– Только не это! Тебе и рассказывать ничего нельзя, всё в свои проказы превращаешь.
– Мама, а ты сейчас можешь такую слепить? – спросила с надеждой в голосе Лена.
– Ой, давно это было… Не знаю, можно попробовать… А сама, не хочешь вылепить? Если что не так, подскажу.
– Конечно, хочу!
– И я хочу! – с энтузиазмом откликнулся Вадик.
– Ну, в тебе никто не сомневался, – засмеялась мама, – знаю, что потренироваться перед очередной лагерной шалостью хочешь. А ты, Настенька, будешь нам помогать?
– Конечно! Но я не уверена, что сама смогу такую сделать, – с сомнением в голосе ответила девочка.
– И не нужно быть в чём-то уверенной, нужно пробовать. Получится – хорошо. Нет – ничего страшного. Сегодня у нас не так много времени осталось до отъезда, поэтому мы все вместе попробуем одно что-нибудь слепить. Необязательно девушку, можно и мальчика, например. А в следующий раз можем целую компанию загорать уложить.
С мамиными доводами все согласились. Выйдя на берег, дружно взялись за работу. Мама все-таки оказалась главным скульптором. Настя с Леной ей песок нагребали и воду в бутылках носили, а Вадик с папой пошли в речку искать водоросли и ракушки.
Через час в их кампании прибыло. На берегу лежал юноша. Мама немного перестаралась с буграми мускулов, пытаясь придать ему мужественности, но всё равно, пропорции были соблюдены, фигура смотрелась довольно реалистично. Вот только волосы были зелёного цвета. Других водорослей не нашлось в этом районе, зато они были как раз нитевидные и хорошо улеглись.
Закончив работу, полезли в воду отмываться от песка. Время поджимало. Пора было сдавать детей обратно в лагерь.
Как только тронулись, папа спросил: – «Ну, что, детвора, устали сегодня? День насыщенный получился».
«Нет»! – в один голос ответила счастливая троица.
«Я доволен сегодняшним маршрутом, – продолжил папа, – и познавательно, и с пользой для всех. Деда жалко. Одному трудно в таком возрасте».
Разговор снова вернулся в те места, с которыми сегодня познакомились, в ту самую спасительницу-землянку, что в земле родной выкопана, к чудо-роднику, который дед Порфирий наделил такими целительными свойствами, к берёзовой роще, к самому деду, такому доброму, интересному, непостижимо-мудрому и простому, одновременно. Да, хороший выдался день, жаль его провожать, но что поделаешь… Завтра наступит новое доброе утро.

Конец первой части.